Дмитрий Фролов
Нет нужды
подробно объяснять, почему
подростки во все времена вызывали
ту или иную степень беспокойства
остальной части общества, на какой
бы ступени развития и благополучия
это общество не стояло. Однако
публично увязать именно
медицинские аспекты социальной
проблемы "анфан террибль" с
угрозой национальной безопасности
выпало на долю именно России. Это
особенно замечательно, если учесть,
что она же ратифицировала
Конвенцию ООН о правах ребенка.
Впрочем, вспоминать об этом
сейчас так же некорректно, как и
ссылаться на обилие
государственных программ, так или
иначе связанных со здоровьем
подростков. Зачем упражняться в
поисках парадоксов и обратных
зависимостей, когда всего один факт
медицинской статистики кошмарнее,
чем гвоздь в сапоге и фантазия Гете
вместе взятые. А именно:
практически 50% россиян в возрасте
от 15 до 17 лет страдают хроническими
заболеваниями, что превышает как
средний показатель, так и
зафиксированный среди пенсионеров.
Если при этом учесть, что
заболеваемость девушек на 10 - 15%
выше, чем юношей, а 92,5%
семнадцатилетних страдают
гинекологическими заболеваниями,
то о пресловутом "генофонде
нации" говорить неприлично уже
не только в силу сомнительной
адекватности значения этого
словосочетания общему его
пониманию.
Вполне естественно, что на
коллегии Минздрава, посвященной
неотложным мерам, не обсуждали
состав и численность аллелей
различных генов в популяции, а
собирались принять кардинальное
решение, которое один из участников
заседания - директор Научного
центра охраны здоровья детей и
подростков РАМН Александр Баранов -
сравнил с переходом к системе
медицинского страхования. Но
аналогии - вещь коварная, что не
замедлило подтвердиться.
Предложенная на коллегии
"революционная реформа"
обещает оказаться столь же
действенной, как и упомянутое
страхование: суть неотложных мер
сводится к передаче функций
наблюдения за здоровьем подростков
педиатрам. Простота решения явно не
граничит с гениальностью:
практически все специалисты
подчеркивают, что подростки
страдают вполне "взрослыми"
заболеваниями, к традиционной
педиатрии отношения не имеющими.
Большинство патологий вызвано
совсем не детским образом жизни:
средний возраст начала курения - 11
-12 лет, употребления алкоголя - 12 - 13,
наркотиков - 14 лет. Почему с
соматическими последствиями этих и
прочих патогенных факторов легче
справиться педиатрам, не слишком
ясно. В условиях детского
стационара это вообще исключено,
что же до амбулаторного
педиатрического лечения, то его
польза доказывается в основном от
противного. Главный аргумент при
этом следующий: три с половиной
тысячи подростковых врачей, в
основном пенсионеров, не способны
заниматься лечением шести с
половиной миллионов подростков и
проводить среди них
профилактическую работу. Однако
утверждавшая это начальник
Управления охраны здоровья матери
и ребенка Минздрава РФ Дина
Зелинская не смогла убедительно
доказать, что педиатрия (при
показателе смертности детей до
года 19,8% от общей) - это как раз та
отрасль здравоохранения, которая
готова принять на себя
дополнительную нагрузку, совершив
всего лишь некий "коечный
маневр".
Что же до общегуманитарных
соображений с отсылками к
международной практике, в
соответствии с которой
"подростковый возраст
рассматривается как продолжение
детства", а ребенком считается
лицо до 18 - 22 (!) лет, то в стране, где
ценой десятков тысяч жизней таких
"детей" только что
восстанавливали конституционный
порядок, подобные аргументы звучат
странно. Вызывает также удивление
преувеличенная забота о
комплектовании армии, которая, по
заверениям нынешнего президента, к
концу срока его полномочий
полностью перейдет на контрактную
систему.
Разумеется, никто не станет
всерьез утверждать, что дети
перестают быть детьми, в полной
мере испытывая на себе давление,
мягко говоря, неблагополучного
взрослого общества, в котором они
вынуждены жить. И, как справедливо
заметила министр, существование
особенностей пубертата, в том числе
касающихся психического развития,
никто не ставит под сомнение. Вот
здесь бы и проявить себя
специалистам по детской
психиатрии: по оценке Научного
центра охраны здоровья детей и
подростков, около 80% из них страдают
нервно-психическими
расстройствами. Однако мы не можем
похвастаться тем, что большинство
детских лечебных учреждений
укомплектовано специалистами
соответствующей квалификации.
Но с квалификацией, похоже, и в
центре проблема. Есть о чем
подумать, если даже "без пяти
минут" доктор наук,
специализирующийся именно на
подростковых проблемах, уверяет
собравшихся, что группу риска,
насчитывающую полтора миллиона
человек, можно описать с помощью
трех "с". Кто бы мог подумать,
что это означает "сила, смех и
секс". Наверное, грех к словам
придираться, но было бы спокойнее,
если бы психиатр, произнося слово
"тусовка", не утверждал, что
говорит профессиональным языком, а
рисуя психологический портрет
неблагополучного подростка,
оперировал бы такими банальными,
зато вразумительными, понятиями,
как склонность к насилию, детский
негативизм и рискованные
стереотипы сексуального поведения.
Перечень противопоказаний к
"передаче" подростков в
педиатрию при большом желании
можно было бы продолжить. Главный
же терапевт Минздрава Александр
Меленьтьев поступил куда более
конструктивно, подчеркнув, что речь
вообще не может идти о передаче, а
лишь о пролонгированном наблюдении
педиатрами и параллельном
"ведении" подростков
"взрослыми" специалистами.
Решение о неотложных мерах явно
не назревало, и тут министр
воспользовалась тем, что можно было
бы назвать правом вето, но она
предпочла назвать компромиссом. А
именно - предложила передачу
подросткового здравоохранения в
педиатрию считать не более чем
рекомендацией, оставив выбор за
регионами. Как тут вновь не
вспомнить аналогию с ОМС? А также
железный принцип очаровательно
несгибаемой героини "Унесенных
ветром": "Я не буду думать об
этом сегодня. Подумаю завтра".
Скарлетт это помогало, поможет ли
подросткам - сказать трудно.