С той поры большая ответственность легла на Москву и в деле сохранения здоровья нового государства. Необходимо было готовить свои национальные кадры врачей. И в 1654 г. была открыта “Школа русских лекарей”. В этой школе врачебному искусству в течение 5 - 7 лет за счет государства обучались дети стрельцов, духовенства и служивых людей. 30 учеников было принято в год открытия школы. Учеба продолжалась четыре года. Желающих попасть сюда было очень много. В отличие от современных конкурсов в медицинские вузы проблема поступления в “Школу русских лекарей” разрешалась резолюцией царя на челобитной (или на заявлении): “Ему учиться лекарному делу”.

Предпочтение отдавалось людям, прошедшим суровую школу войны и знакомым с практической медициной. Это необходимо было указать в челобитной. До наших дней дошло немало таких заявлений. Вот одно из них - от Ивана Семенова: “...мы в окопе сидели... помирали голодною смертью... ратных людей лечили... со всяким ранением и работали безденежно и корысти себе никакой не получали”. Иван был вознагражден за терпение и старание. Резолюция, написанная царской рукой, гласила: “Ивашке Семенову быть в аптекарских учениках...”

Условия жизни лекарских и аптекарских учеников тоже известны из их прошений. “Царю бьют челом холопы твои лекарского дела ученики... тридцать восемь человек. Живем мы, холопы твои, в разных приказах по стрелецким слободам, да дворишек своих нет..., а ныне нас, холопей твоих, из стрелецких слобод выбивают, а детца нам негде”. Резолюция царя - “До государева указа высылать не велено” - спасла бездомных студентов.

Однако развитие профессиональной медицины началось значительно раньше.

Уже в период правления Иоанна III, свергнувшего монголо-татарское иго, мы встречаемся с профессиональными врачами, в основном иностранными. Становление профессиональной медицины в России во многом обязано врачам-иноземцам. Это, безусловно, связано с расширением внешнеполитических связей России. Женитьба Иоанна III на греческой царевне Софии Палеолог способствовала, кроме иных взаимовлияний, прибытию в Москву иноземных врачей.

Вспомним историю. За двадцать лет до этого события пала Византийская империя. Естественно, многие византийские врачи эмигрировали в разные страны, так что Москва после того, как Константинополь с ней породнился, стала для них спасением. Из летописей мы узнаем, что в свите Софии Палеолог были врачи (судьба одного из них была описана в романе И.И. Лажечникова “Басурман”). Те же летописи донесли до нас имена этих врачей - Антон Немчина, Леон Жидовин. Антон Немчина был личным врачом Иоанна III, который очень ценил лекаря, однако это не избавило врача от очень печальной участи. Когда заболел находившийся в Москве татарский царевич Каракач, византийскому доктору Антону велено было лечить его. Лечение оказалось неудачным, царевич умер. Антон был “выдан” сыну умершего, который приказал отвести врача на Москву-реку и зарезать под мостом “аки овцу”.

Трагичной была судьба и другого врача Леона Жидовина. “В 1490 г. Мануиловы дети (брат Софии Палеолог Андрей и племянники) приведоша с собою к Великому князю лекаря мастера Леона Жидовина из Венеции и иных мастеров”. Когда заболел “ломотою в ногах” сын Иоанна III - Иоанн Иоаннович, Леону велено было его лечить. “И нача его лекарь лечити зелие пити даде ему, нача жизнь стекляныуями по телу, вливая воду горячую, и от того ему тягчае бысть и умре”. Расправа Иоанна III с врачом тоже была короткой: его посадили в тюрьму, а по истечении сорока дней с кончины княжича - отвели на Болвановку и отрубили голову.

После этого неудачного опыта с иноземными врачами на некоторое время прерываются всякие известия о них. Можно только предполагать: была ли утрачена на Руси вера в их познания или просто не нашлось желавших рисковать своей жизнью. Второе, на наш взгляд, более вероятно. Известно, что после казни Леона было поручено послам “Королю Римскому Максимилиану, Юрию Трахиниоту греку и Василию Кулешину” просить, чтобы “король послал лекаря доброго, который бы ведом был на внутренние болезни, на раны”. Прошение, однако, осталось без ответа.

Позже, при сыне и преемнике Иоанна III великом князе Василии Иоанновиче, который продолжил привлекать на службу иностранцев, мы снова узнаем о прибытии в Москву иноземных врачей. Один из них Теофил - подданный прусского маркграфа, взятый в плен в Литве. Врача неоднократно требовали вернуть на родину, на что великий князь отвечал уклончивым отказом: У Теофила многие дети боярские на руках - лечит их, к тому же он и женился на Москве. Отказом ответил великий князь Василий Иоаннович и турецкому султану на его прошение вернуть другого врача - грека Марко.

Третий врач этого периода, пользовавшийся особым доверием великого князя Василия, был Николай Луев (Николо). Известно, что Теофил и Николо находились у постели умирающего Василия Иоанновича. Об этом событии летопись повествует так: “Явися мала болячка на левой стране на стегнь на сгибе с булавочную головку”. Болезненный процесс начал бурно развиваться. Уже через несколько дней князь не мог вставать. Последние слова умирающего князя были обращены к врачу Николаю: “Скажи правду, сможешь ли ты меня вылечить?” Ответ был прямым и честным: “Я не в силах воскрешать мертвых”. Умирающий обратился к окружающим со словами: “Все кончено: Николай изрек мне смертный приговор”. Сейчас можно только предполагать диагноз князя: злокачественное ли новообразование, флегмона или еще что-нибудь. Но какая вера в силу врачебного искусства открывается нам в данной сцене у постели умирающего князя...

Развитие в XVI веке морской торговли России с Англией через Архангельский порт дало толчок для притока английских врачей. Так, в числе 123 иностранцев, набранных в 1534 году на русскую службу посланным с этой целью за границу Гансом Слетте, были завербованы 4 доктора, 4 аптекаря, 2 оператора, 8 цирюльников, 8 подлекарей. В 1557 году посол английской королевы Марии и ее супруга Филиппа в качестве подарка представил ко дворцу Иоанна IV “дохтура Стэндиша”. К сожалению, мы не знаем о дальнейшей судьбе этого “дохтура”. А вот судьба другого личного врача Иоанна Грозного Елисея Бомелия (из Бельгии) нам хорошо известна. Бельгиец оставил о себе печальную память в мрачных летописях эпохи. Этот “дохтур”, “лютый волхв и еретик”, поддерживал в мнительном царе страх и подозрения, предсказывал бунты и мятежи, выступал в роли отравителя неугодных Иоанну лиц. Впоследствии Елисей Бомелия был сожжен по велению Иоанна IV за политические интриги (за связь со Стефаном Баторием).

Личным врачом Иоанна Грозного был и Арнольд Лензей из Италии. Он пользовался большим доверием царя, принимавшего из его рук лекарства (это при постоянном страхе отравления), давал советы государю по многим политическим делам. После смерти врача Иоанн выразил желание иметь доктора из Европы, а именно из Англии. С этой просьбой царь обращается к английской королеве Елизавете. Данная просьба была обусловлена рядом причин. Мучимый призраками боярской крамолы, Иоанн, как известно, серьезно помышлял о своем приюте в Англии; позже, уже в последние годы своей жизни, московский царь сватал за себя леди Гастингс, принцессу английской королевской крови.

Привлечению английских врачей способствовало и открытие в 1553 году свободного северного проезда в Россию. Английская королева Елизавета быстро откликнулась на просьбу московского царя: “Надобен тебе научный и промышленный человек для твоего здоровья; и я тебе посылаю одного из своих придворных докторов, честного и ученого человека”. Этим доктором был Роберт Якоби, прекрасный врач, акушер. С его именем связано и формирование нового типа врача-иностранца - это врач-дипломат, который занял одно из ведущих мест в медицине XVII в.

Преемник Иоанна Грозного на троне Федор Иоаннович также имел пристрастие к английским врачам. На его просьбу королева Елизавета направила своего собственного придворного врача Марка Ридлея, ученого, получившего образование в Кембриджском университете. Марк Ридлей впоследствии, уезжая на родину, оставил все свои научные труды России.

Привлекал в Росию врачей-иностранцев и царь Борис Федорович. Английская королева Елизавета прислала ему Томаса Виллиса, выполнявшего и политические поручения, т.е. это был тот же тип врача-дипломата. Заботясь о здоровье своем и своего семейства, царь Борис дает специальное поручение послу Р. Беккману подобрать врачей. Поручение было быстро выполнено. “Четвертое управление” при дворе царя Бориса было весьма значительно и разнонационально: немец Иоган Гильке, венгр Ритленгер и др.

До наших дней сохранились документы, свидетельствующие о тщательной предварительной проверке привлекавшихся на службу иноземцев-врачей. Так, в документе, датируемом 1667 г., содержится перечень условий, которым должен был отвечать иноземный “дохтур”: “...Подлинно, прямо ли он дохтур, и дохтурскому делу научен и где дохтурскому делу учился, и в академии он был ли, и свидетельствованные грамоты у него есть ли... А будет про того дохтура подлинно не ведамо, что он прямой дохтур, и в академии не был и свидетельствованных грамот у него нет, тогда того дохтура не призывать...”

Другой документ свидетельствует об отказе голландскому врачу: “Он дохтур неведомый и свидетельствованных грамот о нем нет”. Конечно, мы не исключаем проникновения в Московскую Русь под видом врачей и шарлатанов. Однако не эти шарлатаны участвовали в становлении медицины в России.

В основном иностранные врачи, приехавшие в Москву, были высокообразованными людьми, окончившими лучшие европейские университеты. Поэтому в Московской Руси в начале постановки врачебного дела сыграли большую роль многие иностранные специалисты. И хотя они были лекарями “царскими”, их знания и опыт, написанные ими медицинские книги, лечебники оседали в России, объединялись с народным врачеванием, создавая уникальные формы “устроения врачества”.