20 июня мы будем праздновать день медицинского работника. Кто-то из нас будет отмечать его дома.
[spoiler]
20 июня мы будем праздновать день медицинского работника. Кто-то из нас будет отмечать его дома. Кого-то этот праздник застанет на рабочем месте, возможно, в одной из больниц, заново открытых под ковид. Каждый год третье воскресенье июня – это ещё одна дата, когда можно задуматься о том, где же оказались мы, врачи и другие медицинские работники, и что нам с этим делать.

Одна из главных проблем, которую я выделяю для себя при описании того, что происходит в настоящее время в России, выглядит парадоксально. Когда я рассуждаю о том, каково положение современной государственной медицины и что с ней происходит, в моей голове всплывают новости об объединении и укрупнении лечебных учреждений, новости об увольнении врачей и другого медицинского персонала. И часто я при этом читаю о реакции медиков, об их акциях протеста, о сопротивлении, которое они оказывают региональным и федеральным администраторам. При этом я понимаю, что при обсуждении таких новостей я не слышу голосов пациентов, тех людей, которые лечатся в этих больницах, поликлиниках и диспансерах. Я задаю себе вопрос: где наши пациенты, когда нас пытаются закрыть, сократить или ухудшить условия нашей работы?

Я могу дать несколько ответов на этот вопрос. Какой из них верный, я до конца не знаю. Возможно, каждый из них вносит вклад в общую картину в той или иной степени. Или я просто не улавливаю чего-то, что происходит в нашей жизни, и ни один из этих ответов не верен.

Первый вариант ответа: происходящее – это следствие неспособности медицинского сообщества выйти на контакт и общаться с пациентами, с людьми, чьи здоровье и жизнь зависят от нашей работы. Я думаю, что мы, врачи, слабо осознаём себя как отдельную профессиональную группу и не очень понимаем, что из себя представляем. Наши профессиональные союзы и объединения часто носят очень закрытый характер и не способны к активной общественной деятельности, к выходу на широкую аудиторию. Навыки коммуникации с пациентом страдают не только в непосредственном общении в поликлиническом кабинете или в больничной палате, но и за пределами больниц. Умеем ли мы найти те слова, которые найдут отклик у людей по ту сторону белого халата? Можем ли мы объяснить им то, чего мы хотим в их же интересах и им на пользу? Ответ на эти вопросы у меня будет отрицательным, вероятнее всего.

Второй вариант ответа: никаких пациентов в общем смысле этого слова не существует, поэтому нам не к кому обращаться. Есть отдельные пациентские, практически профессиональные сообщества, участники которых напрямую заинтересованы в нормальной работе врачей и медицинских учреждений. Некоторые из них даже организовывают специальные образовательные мероприятия для врачей. Однако, влияние таких организаций значительно ограничено и не распространяется на большое количество врачей или административные решения в отношении лечебных учреждений. Остальные же граждане заходят в лечебные учреждения редко, по случаю своей болезни или заболевания близких, и не связывают своё благополучие со стабильной работой врачей и других медиков.

Третий вариант ответа: люди не понимают и не видят связи с условиями труда врачей и собственным благополучием. Этот вариант ответа напрямую связан с первыми двумя и в определённом смысле объединяет их. Мы не можем объяснить людям, как мы должны работать и почему это именно так, а они не готовы нас услышать. Эта неготовность, как мне кажется, проистекает из отношения многих людей к медицинским работникам. Мы кажемся нашим пациентам (как и нашему руководству) легко заменимыми, а также теми, кого легко заставить поработать при помощи жалоб и угроз. Проще написать жалобу, а не задуматься и выйти на улицу за районную поликлинику или больницу. Мало кто, кроме самих медиков, работающих в больницах и поликлиниках, думает о лекарственном обеспечении и техническом оснащении, о нормах труда и зарплатах. Нормальное функционирование лечебных учреждений интересует больше всего тех, кто в них работает, а не тех, кто ими управляет или посещает их в качестве пациента. Таким образом, нормальная медицина оказывается выгодна и нужна самим людям в белых халатах, а другие не понимают этого. Это и есть главный парадокс, о котором я говорил. По уму хорошо работающая медицина выгодна и нужна всем, кто к ней причастен, но самые заинтересованные в ней – это медики, которые пытаются объяснить всем вокруг то, что они и так должны понимать.

Виктор Лебедев, врач-психиатр, руководитель проекта "Дело Пинеля"