Критики пишут, что фильм «Побег» - это практически триллер. И правда, при обычной неспешности разворачивающегося перед нашими глазами действия, внутреннее напряжение постоянно нарастает. И то, что расследование идет параллельно с подготовкой и проведением семейного торжества дома у Знаменских – юбилеем мамы Пал Палыча, - только усиливает эффект неясной тревоги и плохих предчувствий. А мама у Знаменского такая хорошая! Хоть и не поет про паровоз, но зато сама Вера Васильева – обворожительная и деликатная. Как тонко и ненавязчиво выяснила она у Зиночки про их несостоявшиеся отношения с Пал Палычем! Как обрадовалась щенку, подаренному сыновьями! Что ни сцена – то подарок зрителю или очередная порция анестезии перед жестокой ампутацией. А Пал Палыч? Эх, не дали Мартынюку возможности сыграть какую-нибудь несчастную любовь здесь, в этом серийном кабинетном детективе, а жаль! Если он так красиво томился от нехороших предчувствий в отношении Томина, если так душераздирающе дружил, то как мог бы неразделенно любить, порадовав поклонниц выразительной мимикой и жестами! А Томин? Он даже спел напоследок – лирическую песню, целиком! «Запомните меня таким!» - вот лейтмотив игры Каневского в этом фильме. И вот Томин где-то там, на задержании преступника (тоже крайне интересный персонаж, как и все преступники в «Знатоках», кстати), а Зиночка и Пал Палыч здесь, на домашнем празднике, светлом и душевном, и Пал Палычу не сидится, не лежится, не гуляется без Шурика. И не поется... так неожиданно обрывается начатая им было песня, та же, что недавно пел Томин в поезде (у внимательного зрителя уже заледенела душа и колючие мурашки табунами носятся по всему телу). Нигде больше – ни в предыдущих, ни в последующих сериях «Знатоков» не было такого «накала страстей». Нам словно на секундочку приоткрыли завесу: они люди, люди, живые люди, эти идеальные милиционеры, умеющие страстно любить и дружить, горевать, сожалеть о не случившемся романе, относиться с нежностью к близким, способные не только чувствовать, но и предчувствовать... И вот финал на высоте напряжения, зрителей профессионально добивают двумя выстрелами: один из пистолета доброму Томину в живот (до последнего верил, что можно вразумить – и спасти! – преступника), второй, контрольный – телефонным звонком Знаменскому. «Что?» - вскрикивает он в трубку и меняется в лице, после чего идут титры, - «Все!» - понимает зритель.

И было бы для Томина-Каневского на этом действительно «все», если б важнейшим из искусств для нас не являлось кино. А потому полетели в Москву письма и телеграммы: «Сообщите группу крови Томина, пришлем!», «Только не убивайте Томина!». Мешки писем приходили. Нигде не написано, как уговаривали Каневского вернуться, но факт остается фактом: Томин выжил на радость своим друзьям, создателям и зрителям.